— Бернштайн кэпитал, чем мы можем вам помочь? — прощебетал в ухо знакомый голосок.
— Джоди? — я никогда не видел эту расторопную девчушку, но голос ее выучил уже достаточно хорошо. — Это Майнце, соедини меня, пожалуйста, с мистером Бернштайном. Привет, Берни! Как твоя яхта? — Это был сумасшедший еврей, двинувшийся на своей яхте. Яхта и слухи — вот все, что интересовало его в этой жизни. На слухах он зарабатывал, а на яхту он тратил.
— Зак! Я так рад тебя слышать! Яхту я в Гамбург отправил, нужно двигатели ремонтировать. Одно расстройство и расходы. Слышал, что учудил Билл Гросс?
— Из Pimco? Нет, не слышал. Что-то интересное?
— Да, он самый, Гросс-король облигаций! Ходят слухи, — Берни Бернштайн всегда начинал впаривать лежалый товар с этих слов и обязательно шепотом, — что он купил почтовую марку с «Перевернутой Дженни» за пятьсот тысяч фунтов! — И сразу перешел на возбужденные вопли: — Долбанную почтовую марку! Он сумасшедший! Моя яхта стоит всего лишь четыреста! Людям некуда деньги девать! Отдайте их старине Берни, он найдет им применение! Ты-то, Зак, не станешь делать таких глупостей?
Мне доводилось слышать о безрассудочной страсти коллекционеров к разным диковинам — кто-то сходил с ума по толедским шпагам или полотнам импрессионистов, другим нужны были головы львов и носорогов на стене загородного бунгало, третьи собирали нижнее белье каких-нибудь потаскушек от масс-культа. Мне все эти увлечения казались сущей нелепицей, которой деятельные люди занимали свой мозг, чтобы не думать о чем-то по-настоящему серьезном.
— Что ты, Берни, разве я похож на клиента Бедлама?
— Билл тоже не был похож, — с сомнением в голосе заметил Бернштайн, — и все же…
— Нет, Берни, за меня не беспокойся. Максимум — куплю себе футбольную команду.
— Святая корова! — Иногда, в минуты потрясений, правоверный иудей становился истинным буддистом. — Скажи, что ты шутишь! Зачем тебе это? Если все миллионеры станут вести себя подобным образом, мне просто некому будет продавать свой товар!
Я рассмеялся:
— Берни, представь, как приятно: выйти на зеленую травку и попинать мячик в одной команде с каким-нибудь Ван Бастеном или Линекером? Забить гол в ворота Пфаффа с подачи Гуллита?
— Я в этом ничего не понимаю, — сварливо сказал Бернштайн. — Глупая игра. Так чего ты хотел, Зак? Никто не звонит старому Берни просто так.
— Хотел помочь тебе в ремонте яхты. Наверняка ведь накладное дело?
— Вот ты, Зак, меня понимаешь! Я так люблю свою «Зарю», но она такая ветреная транжира, что иногда я думаю, что именно она меня разорит! Как хорошо, что у меня есть такие друзья! Чем мне отблагодарить тебя за такую помощь?
Именно так нужно было торговаться с Берни — не я у него покупал товар, а он благодарил меня за какую-нибудь пустяковую услугу стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов.
— Есть такая компания Semiconductors Research and Manufacturing. Не слышал?
— Нет, подожди, сейчас запишу.
Послышались чертыхания, стук и шелест бумаги, клацанье клавиатуры компьютера, потом Бернштайн снова засопел в трубку:
— Так что с ней?
— Штаб-квартира компании в Гонконге.
— Я знаю уже, компьютер — великое изобретение, Зак! Продолжай.
— Кто-то играет на бирже против ее нынешнего руководства. Говорят, концы здесь — в Сити. Сможешь найти?
— Тебе же не нужны доказательства?
— Нет, Берни, я тебе доверяю.
— Перезвоню через час, — Бернштайн положил трубку.
Он всегда так делал, когда получал достаточно информации для поисков и не был занят — спешил отработать заказ, пока на него не свалился новый. Сейчас полная дюжина его сотрудников начала бешенный обзвон своих лондонских приятелей из разных банков, фондов, газет и можно ручаться, что очень скоро информация появится.
За этот час я успел выпить кофе, полистать Atlantic Economic Journal, статьи в котором никогда не дочитывал до конца, посмотреть за окно на легкий лондонский смог, поговорить о всякой текущей ерунде с Тери Филдманом из Slaughter and Maу, бывшей уже долгие годы лидером «магического круга» британских юридических компаний и вертевшей английским правосудием по своему усмотрению. Как говориться: либо ты обращаешься к «магическому кругу», либо проигрываешь дело. Я предпочел первое и еще ни разу не пожалел.
Звонок раздался через пятьдесят восемь минут, когда листок писчей бумаги наполовину покрылся чертячьими рожицами:
— Это я, Берни, — скрипнул Бернштайн. — Зак, у меня есть для тебя интересные новости. Только вот думаю, тариф будет повыше, чем обычно. Мне нужно в два раза больше помощи, понимаешь? Готов поставить свою «Зарю» против твоей старой шляпы, что ты правильно оценишь мои запросы.
— Хорошо, Берни, я знаю, что торговаться с тобой бесполезно. Выкладывай!
Он расхохотался в трубку так, будто перед ним сам Джон Джекки Райт (тот лысый старикан из «Шоу Бенни Хилла», которого толстяк Бенни обожал шлепать по лысине) собственноручно похлопал себя по обширной плеши.
Я не очень понял, чем было вызвано его веселье, пока Бернштайн не успокоился:
— Зак, против китайцев мутит Малкольм Шона. — И он снова задребезжал мне в ухо дурацким смехом.
И было отчего. Малкольм возглавлял хэдж-фонд из Бирмингема New Investment Technologies — достаточно крупный, очень прибыльный, временами безмерно агрессивный, не стеснявшийся в средствах, успевший навести шороху на локальных площадках по всему миру. Если он взялся за SRM — дела у Квона были плохи, компания обречена! И я бы не дал и десяти пенни, что Майкл удержится в кресле Президента до конца июля. Шона — мастер агрессивных поглощений. После того, как он выкинет на улицу Майкла, компанию по-мясницки разделают и продадут по частям, подняв на этой живодерской операции полсотни процентов прибыли.